За более, чем 10-летнюю терапевтическую практику я выработала в себе привычку описывать клиентские сессии. К сожалению, не всегда хватает времени на детальное описание и подбор максимально точных слов для иллюстрации происходящего, но я стараюсь регулярно описывать то, что происходит на сессиях с разными людьми. Мои клиенты предупреждены об этом и, как правило, не возражают. По поводу публикаций некоторых историй также никто из клиентов не был против, с оговоркой, что я изменяю имена, некоторые события, иногда пол клиента, так, чтобы невозможно было провести параллель с конкретным человеком. Но терапевтическая суть всегда остается.
Со временем у меня скопилось множество уникальных жизненных историй, выпукло проступающих сквозь описание сессий. В этих заметках нет глобального терапевтического анализа, поскольку моей целью было по возможности нейтрально описать отдельные стороны и особенности жизни уникальных людей. Каждая история имеет свое место в моем сердце, и я с радостью делюсь с вами этим бесценным даром, который дает мне моя профессия.
Начинаю свою подборку с рассказа "Между коброй и кроликом" (2007 г.)
Сессия 1.
От первой сессии с Анной осталось ощущение ужаса и хаоса. Она сразу стала говорить очень много о своей жизни, о том, в чём она живёт. Рассказала, что 15 лет замужем за татарином, двое детей – дочке 15 и сыну 6 лет. Муж довольно сильно заикается, что послужило аргументом к выбору его как мужа («жалко стало»). Рассказала, что у мужа много родственников – 8 или 9 братьев и сестёр, все они агрессивно настроены по отношению к ней.
Раньше они жили в одном доме со свёкром и свекровью, отношения тоже были непростые. Потом свекровь умерла, и свёкр начал жить с молодой пьющей женщиной, чем были весьма недовольны многочисленные родственники мужа. Пытаясь выжить эту женщину, они избили её на глазах у свёкра и выбросили из дома. У свёкра случился инсульт, он стал предпринимать попытки повеситься. Через непродолжительное время умер.
Один из братьев мужа обвинил Анну в воровстве денег у свёкра (ещё при его жизни) и избил её. Она подала в суд, но на суде «простила» брата мужа. Муж был на стороне брата и на суде не подтвердил побоев жены.
Рассказывала Анна обо всём это с большой энергией, периодически выступали слёзы. Я успевала вставлять только короткие замечания, типа "Меня охватывает ужас" , и уточняющие вопросы типа «Что заставляло Вас жить в этом?». Когда я поинтересовалась, чем же я могу быть полезна в этой ситуации, Анна ответила – «Мне нужно где-то взять силы, чтобы бороться дальше». Я сказала, что мне не хочется ей помогать в этом, я вообще против борьбы, не вижу в ней смысла. И что вообще-то, судя по тону, энергии и сил в ней достаточно, чтобы ещё долго так жить. Спросила, нравится ли ей её жизнь. Она с жаром стала рассказывать, какие все вокруг продажные, и верить никому нельзя. Я иронично заметила, что роль жертвы ей к лицу. Анну не смутила моя ирония, она как будто не заметила ее, но среагировала на слово "жертва" - немного «пожевала» его, поразмышляла, и тут сессия закончилась. Анна ушла с вопросом – что ей в жизни нравится делать – такое задание я ей дала.
А я осталась думать, что заставляет молодую неглупую женщину «бороться» с «татарской ордой» – удовольствие от борьбы? Стремление быть победительницей, или побеждённой? Желание уважать себя через преодоление унижения? Неуверенность в себе как в женщине? Страх одиночества?
Сессия 2.
Анна пришла бодрая и снова очень разговорчивая. По самому началу сессии я поняла, что «разговорчивость» - её защита от болезненных тем. Первое, что она сказала, было важно, следующие 15 минут непрерывного потока информации о технических сложностях работы главным бухгалтером – «замазывание» первой фразы. А звучало это важное так – «Я думала всю неделю о своей роли жертвы, и поняла, что я живу в ней 15 лет». В ходе сессии я пыталась Анну вернуть к этой фразе – не сразу получилось.
Не помню уже, как, но мы вышли на её сон, который ей приснился на этой неделе. Сон такой: дом, во дворе кучка кроликов, на них ползёт огромная змея – кобра. Хочет съесть оного кролика. Муж отрубает огромным ножом кобре голову, она бьётся в агонии. Анна оборачивается к мужу и видит, что у него изо рта тоже торчит кобра и медленно раскрывает свой капюшон. Анна в ужасе хватает змею за горло, змея успевает её укусить – не больно – и Анна бьёт её палкой. Змея с рассечённой головой уползает.
Я предложила Анне немного разобраться в этом сне. Подумала, что хорошо бы предложить ей побыть коброй – но для второй сессии это может быть слишком стрессово - ведь там муж отрубает кобре голову. Пока я размышляла над формой эксперимента, Анна отвечала на мои вопросы.
Кем она себя чаще чувствует - кроликом или коброй? Отвечает, что муж часто называет её змеёй (сказала об этом с улыбкой и гордостью).
Какой образ ей ближе из этих двух? Кобры. Предлагаю побыть коброй по отношению к «сидящему» на пустом стуле кролику (опять стулья ;)). Довольно быстро входит в образ, говорит «кролику» вкрадчивым голосом: «Сиди тихо. Не шевелись. Не двигайся. Сейчас я тебя съем». Спрашиваю, что чувствует. Отвечает – всемогущество.
Предлагаю вспомнить ситуацию в жизни, когда она чувствовала подобные ощущения. Вспоминает, рассказывает – на суде, когда было много доказательств вины брата. Когда пыталась отсудить дом.
Садится на место «кролика» - ничего не может сказать. Говорит, ватные ноги, парализована страхом. И сразу же сама рассказывает ситуацию из её юности, когда Анна с подругой шла за парнем, который хотел их изнасиловать. Шла и не могла какое-то время отказаться, крикнуть, убежать.
Я спросила, может ли «кролик» посмотреть на «кобру». Может. Я: «Есть ли что-то в этой кобре, что привлекает, нравится?». – «Есть. Жёлтые полоски вдоль капюшона. Завораживают». – «А может ли кролик что-то сделать, чтоб спасти себя?» - «Может отвлечь как-то. Что-то кинуть. Но сейчас не может. Только думает об этом». Я поняла, что невозможно сейчас интегрировать и принять в себе и то, и другое. Невозможно найти середину. Пока дистанция огромна. Кобра – может всё. Кролик – ничего. Пока так.
Я: «В отношениях с мужем Вы чаще «кобра» или «кролик»? – «Кобра». «А можете попробовать подойти к нему и обнять? На несколько мгновений стать «кроликом»? – в глазах ужас – «Конечно, не могу. Это невозможно. Он расценит это как призыв к сексу, а этого давно нет. Я не хочу с ним жить. Он предатель. Я не люблю его».
Кажется, что Анна довольно осознанно говорит о чувствах, на вопрос, почему она до сих пор с ним и не уходит – говорит «Негде жить». Некоторое время мы разбираем этот ответ по косточкам, она кивает, но думает о чём-то своём. Рассказывает ещё о ролях «кролик-кобра». Выглядит растерянной. Уходит в растерянности. Говорит – «наверное, это хорошо, что сейчас я такая растерянная. Что-то меняется». Я отвечаю – «Да. Это хорошо». Завершаем.
Случилась ещё третья сессия, которую я не записала, - была она какая-то обоюдно - низкоэнергетичная. Как будто было нечего больше сказать друг другу. Анна отметила, что всё в жизни плохо, что она понимает свою роль, но ничего изменить не может. Я посочувствовала.
Больше Анна не пришла.
Часто задумываюсь и о собственном сопротивлении, которое возникает в ответ на сопротивление клиента. Моё - я знаю - часто выражается в завышенных требованиях к клиентам - хочется, чтобы они были осознающими, глубоко понимающими, чего хотят, как этого достичь и какую роль при этом могу сыграть я как психотерапевт.
А их сопротивление часто проявляется в том, что они прерывают процесс терапии - и во время сессии, и потом - когда не приходят больше. Не приходят, как правило, после того, как что-то начинает появляться в наших отношениях, какой-то намёк на возможный контакт. Или/и когда в жизни начинает что-то меняться. Узнала, например, клиентка о том, что она может быть только в двух проявлениях - либо "всемогущей", либо "жертвой", ей это не понравилось, и она больше не пришла.
Как только мы дотрагиваемся в работе до чего-то болезненного, или отвратительного, или стыдного... до чего-то, что требует ответственности и каких-то шагов к изменению, клиент либо рискует и идёт на эту боль, сквозь неё, либо он пугается и перестаёт ходить к терапевту. Психолог в таком случае как будто бы становится свидетелем некой капитуляции клиента перед своей жизнью, перед ответственностью за перемены в ней. За свой выбор. И это - очень грустно, ведь многие клиенты уходят, даже не попробовав что-то изменить, даже не успев прочувствовать запах и вкус нового опыта. Так и не прикоснувшись к своему внутреннему миру. Не сумев опереться на себя, психолога, близких людей... Увидели издали, испугались и отвернулись. Как говорится, «пришёл, увидел… и ушёл». А мы, терапевты, остаёмся с чужой болью, своим бессилием и ожиданием, что когда-нибудь этот человек вернётся... хотя бы к себе.